Университеты играют важнейшую роль в формировании собственной идентичности, закладывают фундамент дальнейшего образования и постоянного стремления к саморазвитию. Какие качества личности станут наиболее востребованны в свете развития технологий, как готовить выпускников, способных управлять технологиями на благо людей и обеспечить дальнейший прогресс человека?
Формирование культуры работы с технологиями через развитие необходимых способностей у каждого выпускника, критически важные качества разработчика новых технологий, создание среды, стимулирующей формирование необходимых установок, и реализация этих новых смыслов в образовательных программах — эти и другие вопросы обсудили участники дискуссии «Университеты: как раскрыть потенциал обучающихся в эпоху технологий», состоявшейся на площадке конференции «Сбера» «Больше чем обучение».
Как отметил генеральный директор управляющей компании фонда Digital Evolution Ventures, эксперт по инновациям, футуролог Евгений КУЗНЕЦОВ, мы живём в эпоху технологической революции, и это один из рубежей, преодолеть которые крайне сложно, потому что ментально мы ещё находимся в прошлом. Задача образования — подготовить нас к будущему.
— Исторически функция университетов заключалась в производстве элиты, это был социальный лифт. В эпоху прошлой технологической революции стало очевидно, что ещё одна опция университета — производство знаний как таковых, сама идея университета Гумбольдта состояла в том, что знание возвышает людей, делает их способными влиять на мир и даёт право на это. В центре процесса лежит предпринимательство, т.е. способность создавать бизнес и компании, совершать изменения в мире. Американский университет совместил производство элит, знаний и предпринимательство. Одна из ключевых проблем советской и российской высшей школы в том, что у нас предпринимательство рассматривалось как побочное, если не враждебное, следствие обучения. Вторым результатом развития университетов явилось то, что они стали комплексными. Исследования Российской венчурной компании показали, что современный университет — это композиция, как правило, пяти фундаментальных школ: естественнонаучных, инженерных, гуманитарных, медицинских, юридических и т.п. — и без чего-то одного полноценно запустить университет не удаётся. Например, если есть очень хорошая инженерная подготовка, но с первых курсов у будущих специалистов не возникает правильная современная картина мира: как устроены бизнес, право, регулирование, то они не вписываются в реальность, у них не получается создать современный стартап. У нас даже великие университеты имеют крупные недостатки. Как правило, это следствие того, что ещё в советское время их «растащили на куски». Например, у МГУ имени М.В. Ломоносова был медицинский факультет, он стал «Первым медом», «Сеченовкой». Это совсем неплохо для медицинского вуза, но не очень полезно для МГУ, потому что у него теперь нет своей клиники. Следует отметить, что 40% доходов Стэнфордского университета обеспечивает клиника: не какие-то научные разработки, а просто лечение людей. И это даёт Стэнфорду колоссальную компетенцию в области организации здравоохранения, биологии и т.д. В Императорском Московском техническом училище (ныне МГТУ имени Н.Э. Баумана) была разработана модель инженерного образования, которая стала основой системы обучения в Массачусетском технологическом институте. Можно ли сейчас привести пример того, чтобы какая-то российская модель стала лидерской в мире? Это действительно было в МГТУ, после революции из него выделилась целая плеяда научных и образовательных центров, для страны это было полезно, но универсальной точки, где формировалась бы система подготовки инженеров, уже нет, — сказал эксперт.
Он также отметил, что созданная в своё время модель университета 4.0 показала огромную роль вуза в современной экономике. Это не только кузница кадров, но и центр формирования будущего непосредственно. Кампус мирового университета — место, где можно пожить «на 10 лет вперёд». Там по-другому устроены отношения, иначе думают и обсуждают проблемы, которые для остального мира пока не актуальны. Например, самый известный доклад в области искусственного интеллекта (ИИ) подготовил Стэнфордский университет, который фактически является центром формирования образа будущего в ключевой современной индустрии. Сейчас университет не просто место, где учат, но площадка, где формируют будущее: не только через образование, науку и предпринимательство, но и используя комплексный взгляд. К сожалению, в России пока нет такого интегрированного пространства, в котором можно было бы со всех сторон оценить то, как бизнес-процессы будут актуальными для инвестирования.
Е. Кузнецов подчеркнул, что многие считают: создателями стартапов, в которые будут вкладывать инвесторы, должны быть студенты. Но студенческий стартап — это последнее, что интересует бизнес. В основном перспективу представляют профессорские стартапы:
— Средний возраст стартапера в Силиконовой долине — 45 лет. Это человек, состоявшийся не только в технологиях, но и в бизнесе, с огромной палитрой связей, компетенций. Кампусы университетов привлекательны именно потому, что там находятся преподаватели с огромным опытом. Во многих западных университетах существуют закрытые клубы, где профессора обмениваются контактами инвесторов и обсуждают, какой глобальный бизнес целесообразно запустить. К сожалению, в российских университетах функция образования оторвана от создания бизнеса. Профессора не понимают, что их основная компетенция — создавать новые продукты, отрабатывая запросы индустрии, и запускать инновационные процессы.
В целом задача современного университета, уверен эксперт, — создание таких функций, которые помогают преподавателям и студентам заходить в бизнес и двигаться по лестнице от продажи интеллектуальной собственности в форме договоров через патентование к созданию стартапов:
— Сейчас мы находимся в очень интересной переломной фазе. Четыре великие компетенции, которые нас двигали вперёд, свой потенциал так или иначе выработали: это были глобальность во всех смыслах, машинная цивилизация, победа над эпидемиями и болезнями и покорение природы. Сейчас перспектива за другими открытиями. Первое — конвергенция искусственного интеллекта и естественного. Мы поддерживаем проекты, когда в вузах создаются новые нейросети, которые потом начинают работать в медицине, на производстве и т.д. Думаю, что в будущем университеты станут местом, из которого роботизированные системы будут выпускаться не менее часто, чем люди. Вторая сфера, которой в России практически никто не занимается, — радикальное продление жизни и в целом её изменение, генетические исследования. Мы к этому очень осторожно относимся, воспринимаем как фантастику, но мир стремительно движется вперёд, а Китай за счёт смелости в экспериментах даже опережает США. Третья тема, на которой Россия может построить своё будущее, — это терраформирование и активная геоинженерия. Мало кто знает, что именно наша страна была лидером в этом направлении. Когда Америку сдувало суховеями времён Великой депрессии, в Советском Союзе создавались лесополосы, которые спасли сельское хозяйство чернозёмной зоны. И знаменитую технологию разгона облаков, которая у нас применяется разве что на парадах, китайцы и арабы успешно используют для изменения климата. Наконец, освоение космоса. Думаю, что здесь нас ждёт разочарование: я называю это состояние космической Португалией. Португальцы первыми доплыли до Индии, стали первой океанской державой, но где они сейчас? Кто сегодня осваивает космос, пытается построить промышленную базу на Луне? Наше восприятие космоса на поколение отстаёт от того, каким оно является у американцев и китайцев. Там люди уже реально понимают, как они станут осваивать космос через поколение, а наша великая космическая школа живёт без поддержки и внимания.
Полагаю, что миссия университетов зажечь потухший огонь мечты о будущем, планов долгосрочного развития и превращаться в школы просвещения не только студентов, но и руководителей, — подчеркнул в завершение эксперт.
Как сегодня Бауманский университет оценивает свои приоритеты и что делает для того, чтобы студенты становились людьми будущего? Тему продолжил проректор по науке и цифровому развитию МГТУ имени Н.Э. Баумана Павел ДРОГОВОЗ:
— Мы работаем на земле и готовим инженеров, которые создают то самое будущее. Для нас оно уже наступило: сегодня мы набрали студентов, которые придут в индустрию в 2030 г. Говоря о том, каким станет инженер XXI в., мы учитываем следующие тренды. Основные вызовы — это «цифра» и рост требований к производительности труда. Самое важное для нас — коллективная составляющая инженерного труда. На самом деле инженер — число множественное, и в значительной степени труд инженеров безымянный. Конечно, мы знаем фамилии великих изобретателей, их достижения. Но за их лицами скрываются миллионы тех, кто внёс не менее значительный вклад, однако они остаются неизвестными. Для настоящего инженера важен вклад в общий результат. Факты об этом свидетельствуют. Например, в «Бауманке» нет нобелевских лауреатов, зато есть выпускники — генеральные конструкторы, которые бóльшую часть жизни провели под грифом «секретно». Но именно эти люди создали нашу оборонную промышленность, космос, атомную энергетику, автомобилестроение, судостроение. Поэтому коллективная составляющая важнейшая для инженеров будущего.
Если говорить про функции, то коллективная сущность работает на разных этапах: исследований, аналитики, консалтинга, творчества и управления. На всех этих стадиях проявляются различные знания и компетенции. Мы видим МГТУ имени Н.Э. Баумана как университет полного инновационного цикла. Для нас смысл университета 4.0 — это плотная интеграция в технологическую повестку государства: выход на новые рынки и работа в перспективных сегментах экономики. Вуз нам представляется не просто академической сущностью: мы строим его как производственный контур. Исследования, разработки, реализация — всё это идёт в индустрию, а образовательный сегмент охватывает все эти три стадии. Образование мы рассматриваем как формирование профессиональных и надпрофессиональных компетенций, для того чтобы инженеры могли работать во всех трёх ипостасях. Можно говорить о том, что есть инженер-исполнитель, который поддерживает функционирование сложных технических систем по стандартным регламентам. Инженер-разработчик создаёт такие системы, опираясь на прикладные научные знания. Инженер-исследователь эти знания добывает. Наконец, есть позиция метаинженера — это тот, кто формирует понятия и смыслы, которые затем транслируются из виртуального мира в физический. Такая инженерия создаёт новые отрасли, рынки и тренды.
По оценке эксперта, подготовка инженера-исследователя занимает шесть лет, а для того, чтобы обучить специалиста по эксплуатации техники, достаточно четырёх. Изменение содержания образования проректор «Бауманки» видит в том, чтобы заложить «ядро», которое позволит выпускнику самообучаться на горизонте в 15–20 лет: в этот срок заложенный фундамент сохранит свою актуальность. Второй момент — технологии сегодняшнего дня, которые позволят сразу включиться в работу, ещё до выпуска из стен университета. Профессиональные дисциплины — то, что должно осваиваться не в стенах вуза, а во взаимодействии с индустриальным периметром, в работе над реальными проектами на четвёртом-пятом курсах. Сквозные компетенции — так называемые мягкие навыки: эмоциональный интеллект, эмпатия.
— Естественно, сейчас не обойтись без ИИ. Но мы смотрим на эту тему не как на глобальное явление, которое всё поменяет в инженерии, не стремимся к тому, чтобы ИИ подменил собой большинство инженерных активностей. Считаем, что он заместит рутинные действия, поэтому полагаем, что для инженера важны знание технологий и владение навыками, в частности в области машинного зрения и распределённого ИИ. Рассматриваем ИИ как сопутствующий инструмент для решения типовых задач. Промпт-инжиниринг, настройка готовых моделей, анализ больших данных, чтобы выявить закономерности и аномалии, и безопасность — таковы основные навыки, которые должны освоить выпускники «Бауманки», — подчеркнул П. Дроговоз.
Требуются ли радикальные изменения в системе образования?
П. Дроговоз считает, что, безусловно, требуются, вопрос, в каком объёме и масштабе:
— Революционизировать мир — это одно, а обеспечить его устойчивость, преемственность — совсем другое. Не следует забывать, что «буйных» в организации должно быть определённое количество, иначе она развалится.
Е. Кузнецов добавил:
— Илон Маск переизобрёл инженерное мышление. В его основе — абсолютная критичность по отношению к каким-либо ранее принятым традиционным форматам. За фразу «Будем делать так же, как и все» он просто увольняет. До тех пор пока какое-то решение не будет разобрано на атомы и не будет доказано, что этот путь оптимален, оно дальше не двигается. Критическое мышление — важная компетенция, её надо учитывать в развитии российского образования. В навыках мышления у нас пока много старых и косных убеждений. Надо формировать способность мыслить и действовать нестандартно, спорить с авторитетами и передоказывать очевидное, с тем чтобы найти уникальное решение.
Как будет меняться роль педагога и что уже сегодня для того делается?
К дискуссии подключился ректор Московского городского педагогического университета (МГПУ), член-корреспондент Российской академии образования Игорь РЕМОРЕНКО:
— Думаю, что всё будет развиваться естественным образом. Единственное, по поводу чего есть сомнения, предпринимательские компетенции: вузы пока этого опасаются. Отдельные стартапы преподавателей — более реальная история, у нас это тоже появляется. А в целом вуз как предпринимательский университет, как Стэнфорд или Оксфорд очень тяжело организовать, это вообще отдельная тема.
Как отметил эксперт, сейчас одно из самых глубоких заблуждений, касающихся обучения педагогов, — деление компетенций на hard и soft skills. Мягкие навыки учителя воспринимают как что-то необязательное, после уроков, и, вообще, это в ЕГЭ не проверяется. Но во всех отчётах педагоги напишут, что развиваются и личностные характеристики, и метапредметные навыки, и кооперация, и критическое мышление, и креативность. Заблуждение это, кстати, не только российское. Но на самом деле все эти ключевые характеристики тесно связаны с реальным предметным знанием. Невозможно понять структуру ДНК или то, что корень из двух — иррациональное число, если не спорить, не вступать в коммуникацию. А в литературе и истории таких ситуаций вообще очень много. Искусственная сепарация hard и soft skills сейчас мешает, и с этим надо что-то делать.
Что касается технологий, то И. Реморенко считает: их надо разумно использовать. Многие согласны с тезисом о том, что ИИ не заменит учителя, но его может заменить тот, кто знает, как этой технологией пользоваться. Этот технологический сдвиг действительно важен. Первым таким сдвигом было появление Интернета, когда вдруг стали доступны знания, рассеянные по всему миру. ИИ делает так, что знание как бы оживает. Партнёр МГПУ — Педагогический университет Центрального Китая. В Китае есть обязательный предмет для всех вузов — марксизм. Современным молодым китайцам тяжело читать Маркса: реальность изменилась, поэтому там создали специально настроенную большую языковую модель, обученную на текстах Маркса. Студенты с ней разговаривают и через такое псевдоживое общение прорываются к смыслам текста. Это сейчас достаточно распространённая модель. В МГПУ в прошлом году запустили пробный курс по педагогической антропологии К.Д. Ушинского, тренировали систему работать по книгам педагога, затем тестировали шеститомник Л.С. Выготского. Понятно, что большинство студентов классические тексты читает выборочно и в пересказе, сейчас у них есть возможность с нейросетью разговаривать. Но какой-либо понятной педагогической технологии, как с этим работать, пока нет: технологические пробы опережают содержательные. Преподаватели тоже стали этим пользоваться, ведь тексты из рутинных и неинтересных превращаются в живые. С книгой, оказывается, можно разговаривать: генерировать задания, просить их авторов как-то отнестись к эссе, которые написали студенты, спорить между собой.
Более серьёзная история, рассказал спикер, — аудитории, в которых студенты тренируются преподавать, проводят так называемые модельные занятия. За стеклом сидят эксперты, обычно завучи школ, иногда приходят директора, для того чтобы присматривать себе талантливых студентов. Эксперты оценивают учебные занятия по системе критериев, разбирают их содержание. А потом появилась любопытная разработка — «Ассистент учителя». Он позволяет записать урок и проанализировать по множеству параметров. Есть и собственная разработка университета — машинное зрение, позволяющее оценивать вовлечённость, эмоции, которые проявляют студенты по ходу занятия.
Есть мнение, что ИИ выравнивает асимметрию в знаниях. Раньше вузы транслировали самые передовые знания, выпускник университета знал больше, чем остальные. Сейчас можно учиться через ИИ-помощников, проходить онлайн-курсы. Знания в широком смысле стали общедоступными. В этом смысле функция вуза и педагога меняется?
П. Дроговоз считает, что учитель — это прежде всего пример:
— Не зря говорят, что мы стоим на плечах гигантов, поэтому видим так далеко. Гиганты — это наши учителя. А что касается трансфера знаний, то современные технологии могут что-то поменять, но они не в состоянии заменить живой пример, на который каждый из нас равняется. Роль преподавателя-«чтеца» постепенно уйдёт, а вот обучение на кейсах, в практической деятельности останется актуальным.
Фото: https://conference.sberuniversity.ru
Рубрика: Наука и образование
Год: 2024
Месяц: Декабрь
Теги: Игорь Реморенко Евгений Кузнецов Высшее образование СберУниверситет
